Одни несчастья - Страница 84

Впрочем, Вальпургиева ночь еще не наступила, возможно, встреча с мистером Дэниэлсом изменит взгляды на жизнь у скромного работника полиции Айнвара.

Хорошенькая девица все так же поражала абсолютно не замутненной проблесками разума кукольной мордашкой и голубыми стеклянными глазами. Если бы она не моргала, то была бы похожей на манекен. Нет, ей в этой приемной точно не место, тут имеют право находиться только Джулия Беннет и Лиллен Адамс, которых можно называть как угодно, но точно не дурами.

И завтра, тридцатого апреля, обе эти девушки окажутся на рабочем месте. На том, чтобы и младшая ассистентка вернулась в офис, настоял Билл, посчитавший, что так картинка покажется Дэниэлсу убедительней. Как удалось заставить Арчи отпустить свою пленницу, оставалось загадкой, но по телефону с ним Саммерс говорил никак не меньше получаса и большую часть времени изрыгал в трубку такие ругательства, что не будь фейри сам полицейским, Генри тут же потащил бы его в участок за нарушение общественного порядка. Неизвестно, что для Дэниэлса-младшего оказалось убедительней, доводы рассудка или же площадная ругань, но своего дивный добился, чему был несказанно рад.

— Я не верю, что это сработает, — время от времени бурчал полицейский, глядя на приготовления, и бормотал все молитвы, которые только мог вспомнить. Прежде Генри не приходилось обращаться ко Всевышнему, и на ум приходили только те слова, которые родители произносили перед принятием пищи. Не самая подходящая молитва, надо сказать.

Его приятель-фейри только пожимал плечами и методично продолжал делать свою работу. Практика показала, что дивный знал достаточно способов, чтобы справиться со своим сородичем. На вопрос, чем же занимался славный парень Билл Саммерс, находясь в родной Тир Тоингире, тот просто и без отговорок ответил:

— Работал полицейским.

Сказать на это было нечего. Если кто-то хороший коп, какая разница, где работать и с кем работать? А Саммерс и правда имел хватку хорошего сыщика и кураж для того, чтобы заниматься борьбой с преступностью.

— Не удивлен, — тихо прокомментировал О’Нил и принялся освящать все окна офиса. Этого фейри сделать не мог, у нечисти вообще плохо складывались отношения с религией.

— У людей есть старая легенда, что первая женщина купала своих детей. И ваш Бог захотел взглянуть на них. Но часть из детей все еще была грязной, и женщина, устыдившись, спрятала их от глаз своего Бога. Тот сказал, что как Он их не видит, так и никто из людей не сможет увидеть их тоже, — ответил на вопрос, почему же дивные так плохо переносят религиозные символы, Саммерс.

— И легенда правдива? — не очень поверил в рассказанное полицейский.

Фейри тихо, но как-то… проникновенно рассмеялся.

— Одно я могу сказать наверняка, дружище, — мягко произнес нечистый. — Ни один из дивного народа никогда не был человеком. Просто потому что не мог. Мы порождения самих стихий, первородной магии земли. К тому же… Ваш Бог, если верить тому, что о Нем говорят, любит всех своих детей. И будь мы Его детьми, Он бы не мучил нас так. О нас ходит много легенд… И все они мало соответствуют истине.

— А как ты сам будешь драться? Тебе же тоже несладко от крестов и прочей ерунды?

Билл недовольно покосился на висящее над окном распятие. Оно ему совершенно точно не нравилось, но и шарахаться от опасного предмета он тоже не спешил.

— Чем больше ты убиваешь смертных, тем больше на тебя гневается ваш бог. На мне нет человеческой крови. Точнее, той крови, за которую меня можно винить… Но все равно это все… чудовищно неприятно… Однако Дэниэлсу сегодня будет куда больней, можешь мне поверить.

Последнее пусть немного, но утешало. Ведьма. Фейри. Заклинатель из Ямато. Ну и коп с пистолетом. Интересно, достаточно ли этого, чтобы расправиться с тварью, подобной Ричарду Дэниэлсу?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Знаете, после нескольких дней безделья являться на работу — мучительное испытание. Мне-то уже казалось, будто я привыкла сутками торчать в приемной миз Коллинз, буквально жить в офисе. Заблуждалась. Лень стала за эти несколько дней привычной и привлекательной, а то, что рядом со мной всегда, каждую минуту находился Ватанабэ, делало безделье особенно прекрасным.

Поэтому подъем в шесть утра на этот раз дался совсем не так легко, как прежде. Единственным утешением стал Такео, который твердо вознамерился поехать вместе со мной. Айко, возмутительно цветущая для человека, спавшего не больше пяти часов, сперва пыталась отговорить его, взывая к здравому смыслу и ответственности перед группой. Музыкант же твердил об ответственности передо мной и уверял, что все равно без модной одежды и кучи охраны его никто не узнает, он будет просто «еще одним косоглазым». Тут я была совершенно с ним согласна, так как опыт совместных прогулок по столице имелся. Его не узнавали даже девчонки, которые бегали вокруг с его изображением на футболках. Ватанабэ каким-то непостижимым образом умудрялся буквально сливаться с толпой.

С одной стороны, я безумно боялась за него, боялась, что из-за меня с ним что-то случится, с другой — не будь его рядом, я бы умерла, наверное, от одного только ужаса. Рядом с моим несчастьем было тоже страшно, за себя, за него, но в способность Такео встать на мою защиту я почему-то теперь верила, как ребенок верит, что от всего можно укрыться в материнских объятиях.

— Не волнуйся, Джули, все будет хорошо, — почему-то безо всякой тревоги говорил он мне. И улыбался. Не как обычно. Сейчас это была улыбка мужчины, полностью уверенного в своих силах и благополучном исходе задуманного. Он боялся нашего окончательного расставания, но не того, что не сможет защитить меня, и не того, что с ним может произойти несчастье.